Лондонский соборный листок № 379 за сентябрь
(выдержки)

 

СЛОВО МИТРОПОЛИТА ФИЛАРЕТА НАД ГРОБОМ МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ

Прости нас, Владыко и отец, брат и сослужитель, мудрый наставник и пастырь-душепопечитель, и по отшествии своем от земли во обители небесныя помни о нас, верно чтущих Тебя! Сказанное слово, и Патриарха и Синода, и паствы нашей, еще раз свидетельствовали о той большой любви, которую мы питаем к Тебе. Сегодня конец словам! Сегодня вступает в силу молитва о упокоении Твоей души. Так как в живых Ты с нами молился и горел любовью к Богу, так не престай и на небеси быть ходатаем о меньшей братии, о сотаинниках Твоих, о всех верно помнящих и почитающих Тебя. Царство Тебе небесное! Вечный покой!


 

РЕЧЬ ПРЕОСВЯЩЕННЕЙШЕГО ГРИГОРИЯ, АРХИЕПИСКОПА ФИАРИЙСКОГО

«...Блаженны мертвые, умирающие о Господе; ... они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними» (Откр. 14:13).

Сегодня, дорогие братья и сестры о Господе, мы пришли встретить и приветствовать в последний раз нашего дорогого брата во Христе, Митрополита Антония Блума, поблагодарить одного из великих духовных наставников двадцатого столетия за его жизнь и деятельность и помолиться о том, чтобы Господь упокоил душу его, «идеже праведнии упокояются». Говоря словами церковного песнопевца: «Приидите, последнее целование дадим, братие, умершему, благодаряще Бога».

Антоний Блум был светилом среди Православных епископов, и очень во многих отношениях именно для своей Церкви он трудился. И тем не менее, его влияние и духовное величие получили признание не только принявших учение Владыки, Которому он служил, но и многих из тех, кто никогда в жизни своей не станет Православным. И вот сегодня мы все собрались вместе в той церкви, где он так часто служил и проповедовал; и мы поминаем его и отдаем ему дань уважения за те 54 года, которые он преданно служил Русской Православной Церкви здесь, в Лондоне, этом историческом городе.

Он родился вне своей любимой России, получил образование во Франции, а в этой стране служил во времена очень трудные как для России, так и для всего мира. Однако, несмотря на свой космополитический характер родившегося в диаспоре человека, он никогда не потерял глубокой любви к языку, культуре и традициям земли своих родителей. Это было видно по его образу жизни и ясно из его учения. Действительно можно сказать, что душа его была так же широка и необъятна, как русская земля, которой он так гордился. В некотором отношении он разделял трагические судьбы своей страны. Его личность была так сформирована — по извечному плану Божию, — чтобы вдохновить его на служение не только России, которую он любил безгранично, но — в черные дни ее оккупации — послужить и той стране, где получил образование, и этой стране, которая была открытой, свободной и оказывала поддержку таким, как он, людям. В самом деле, именно в этой стране он раскрыл все свои возможности и впоследствии служил ей так замечательно. Митрополит Антоний был одаренным человеком, у которого были и вера, и выносливость, необходимые, чтобы проповедовать благую весть о Спасении в постоянно меняющемся мире, в том мире, чьи «яркие огни» смущают и соблазняют беззащитных и слабых. В таких обстоятельствах он доискивался до глубин евангельской истины, и под социальным и духовным давлением жил и служил Триединому Богу.

Его писания о молитве, плод собственного духовного опыта, обогатили жизнь бесчисленных тысяч людей. Страницы его книг или тех, к которым он написал предисловия, дают представление о подлинности его духовной встречи со Спасителем нашим, Иисусом Христом, Его Матерью и святыми, так же как и о глубине его личной веры. У него был не слабый голос придирчивого проповедника, а мощный голос провидца, обращенный непосредственно к сокровеннейшим глубинам человеческого существа. И, хотя он ныне почил, голос его не смолкнет, а будет продолжать звучать для многих будущих поколений.

О митрополите Антонии шла слава как о человеке, способном дать духовный совет; и много было тех, кто подходил под его епитрахиль и омофор и там обретал спасение и очищение от грехов. Эти бессчетные души он теперь вручает Богу. Может ли священник или епископ преподнести Живому Богу лучший подарок? Его духовничество получало закалку в молитвенной и аскетической его жизни.

Словно второй святой Амвросий, он всегда держал свою дверь открытой для тех, кто искал помощи и духовной поддержки. Как его собрат епископ, и как тот, кто многократно — особенно в течение последних пятнадцати лет — имел возможность обсуждать с ним духовные и другие церковные вопросы, я всегда знал, что мнения его будут обдуманными, а слова — выбранными удачно. Что касается до моего непросвещенного мнения, я искренно верю, что он послужил хорошо и ныне достоин услышать слова Господа, говорящего верным Своим рабам: «Войди в радость господина твоего» (Мф. 25:23).

Полагаю, я не ошибусь, сказав, что именно в последнем его обращении ко мне, переданном со одра болезни, выражено пожелание, чтобы две наших епархии — Фиарийская и Сурожская — работали в будущем даже еще в более тесном контакте друг с другом, чтобы мы могли стать единым свидетельством о нашей общей вере перед лицом возрастающего секуляризма и забвения духовных ценностей.

Святейший Вселенский Патриарх, поручивший мне быть своим представителем на сегодняшней священной церемонии, сказал мне, что он разделяет скорбь нашего побратима, Московского Патриархата, по поводу кончины в этой стране его пастыря; и он просил меня передать осиротевшей пастве Сурожской епархии свои соболезнования и уверения в том, что он молится об упокоении души Митрополита Антония, которого он знал и чье служение и вклад в нашу веру и благосостояние Церкви ценил.

В заключение я хотел бы повторить некоторые слова утешения из наших богослужебных книг; сперва — слова, вложенные песнопевцем в уста Христовы, а затем — ответ усопшего: «В путь узкий хождшии прискорбный, вси в житии крест яко ярем вземшии, и Мне последовавшии верою, приидите насладитеся, ихже уготовах вам почестей и венцов небесных». — «Ныне упокоихся, и обретох ослабу многу, яко преставихся от истления, и преложихся к животу: Господи, слава Тебе».

Антоний, святой и блаженный Митрополит Сурожской епархии, ныне успокоился от трудов своих и лицезрит Господа, Которому он так верно служил с тех пор, как встретил Его, читая Евангелие от Марка. Мы славим и благодарим Бога за его долгую жизнь, за его служение Церкви и верующим и за то, что он был примером для всех нас, и молимся, чтобы память о нем была вечной.

Вечная Твоя память, достоблаженне и приснопамятне брате наш, Антоние.

Перевод м. Ксении (Минихан)


СЛОВО ЕПИСКОПА ВАСИЛИЯ СЕРГИЕВСКОГО НА ОТПЕВАНИИ МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ СУРОЖСКОГО

Вам, наверное, хотелось бы знать, почему я только что закрыл лицо Митрополита Антония покровом. Так делается при похоронах всякого священника. И говорит нам это о том, что смерть как переход к Богу — это переход в мир невидимый. Покров означает совершенно то же самое, что и иконостас: он символизирует границу между видимой и невидимой реальностями, созданными Богом. И смерть переносит нас прямо в невидимую реальность. Завеса Храма, являющаяся основанием для нашего иконостаса, была украшена с внешней стороны изображениями из мира тварного. Тварного мира, каким мы видим его: мира материального и мировой истории. И, созерцая завесу, можно было созерцать, что совершил Бог.

Как же выглядела завеса с другой стороны? Никто не видел другой стороны завесы, кроме Первосвященника, да и то — лишь однажды в год. Ныне Владыка олицетворяет нашего Первосвященника, Христа, Который, как мы знаем из Послания к Евреям, прошел сквозь эту завесу и служит вовеки в невидимом алтаре Божием. По другую сторону завесы можно было видеть будущее: не просто то, что Бог совершил, но и то, что Он совершит... И быть христианином — значит, для всех нас, войти, в какой-то мере, за пределы этой завесы, то есть стать способными видеть не только то, что происходит, но и то, что будет свершаться, что Бог предназначает для нас.

И, думаю, мы можем вот что сказать о Митрополите Антонии: еще при жизни он уже глубоко проник за пределы завесы. Он способен был видеть не только долговременную судьбу Русской Церкви, но и долговременную судьбу епархии, которую возглавлял. И, как многие из нас, здесь находящихся, знают по собственному опыту, он видел, чего Бог хочет от нас: что еще не осуществилось в истории мира сего, но чему предстоит свершиться.

Нет оснований полагать, что теперь он видит меньше, чем при жизни. И, я думаю, мы можем поддерживать отношения с ним, зная, что он способен видеть, чем мы призваны стать; что он и теперь видит эту реальность нашу, — и молится за нас, за епархию, за Русскую Церковь и за весь мир. Аминь.

Перевод м. Ксении (Минихан)


СЛОВО АРХИЕПИСКОПА КЕНТЕРБЕРИЙСКОГО НА ОТПЕВАНИИ МИТРОПОЛИТА АНТОНИЯ

Быть может, очень у многих из находящихся в этой церкви есть какое-нибудь высказывание Митрополита Антония, которым они дорожат долгие годы и которое изменило лик того мира, в котором живут они. Для меня одним из таких высказываний было замечание Митрополита Антония, что тот, кто берет на себя задачу пастырской заботы о других и душепопечения, превращает свою душу в базарную площадь.

Пятьдесят лет отец Антоний превращал в такую площадь свою душу. И цена этого служения была известна тем, кто был к нему близок, и многим другим, — цена, которую приходится платить за приведение душ к рождению во Христе. Апостол Павел пишет Коринфянам: «...Смерть действует в нас, а жизнь в вас» (2 Коринф. 4:12), говоря о крестоношении, выпадающем на долю Апостола, чтобы другие могли жить жизнью Воскресения.

Митрополит Антоний превращал свою душу в базарную площадь. Но базарная площадь делается многолюдным местом оттого, что там можно найти драгоценные вещи: Царство Небесное «подобно купцу ..., который, найдя одну драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее» (Мф. 13:45-46). Площадь была переполнена людьми, потому что они знали, что там была драгоценная жемчужина.

Для многих этой драгоценной жемчужиной, предлагаемой Митрополитом Антонием, была просто живая и преобразующая вера в Триединого Бога. Для многих это было чувство возвращения домой, в Православную Церковь. Но для многих людей других конфессий и традиций — попросту эта тишина пристального, любящего взора, устремленного на Бога, была самой дорогой и самой ценной в нашем ученичестве.

Нам сказано, что Мария из Вифании «избрала благую часть, которая не отнимется у нее» (Лк. 10:38-42). Наш дорогой отец, и брат, и друг, кого сегодня мы вверяем Богу, день за днем избирал «благую часть, которая не отнимется». В сердце его была драгоценная жемчужина: та тишина созерцания любви Божией и радость в Божией любви, которые одни только и могут преобразить мир. И с базарной площади, которою была его душа, все мы получали сокровища несметные: отблеск Царства Небесного, временное сопребывание в Царстве Небесном, надежду на Царство Небесное. Вверяя его сегодня его Создателю и Спасителю, мы молимся о том, чтобы драгоценная жемчужина, Ему вручаемая, жила и в наших умах и сердцах; и чтобы его молитвами и молитвами всех святых мы тоже имели мужество превращать души наши в базарную площадь, где можно было бы обрести сокровища Божии и ими поделиться с другими.

Вечная ему память.


Мы начинаем публикацию воспоминаний о владыке Антонии и хотим обратиться с просьбой ко всем, кто знал Владыку лично и хотел бы поделиться своими воспоминаниями с читателями "Листка", присылать их по электронной почте: [email protected]

Первая статья написана врачем-иглотерапевтом, голландкой по происхождению, Freke De Graaf.

Вторая статья была прислана нам Валентиной Матвеевой, режиссером фильма "Встреча" о владыке Антонии и Сурожской епархии.

Третья статья — от редактора.

РАЗМЫШЛЕНИЯ У ГРОБА ВЛАДЫКИ АНТОНИЯ

В Воскресенье 3-го августа о. Михаил объявил на Литургии, что Владыка Антоний находится в критическом состоянии и за него будут дважды в день совершаться молебны. У меня и в этот, и на следующий день было на службах ощущение особой близости со всеми молящимися. В понедельник, день Св. Равноапостольной Марии Магдалины, как только начался вечерний молебен, пришла весть о кончине Владыки. Вместо молебна была отслужена первая из панихид, служившихся утром и вечером до погребения тела 13 августа. Во время этой панихиды, да и во все время до похорон Владыки многие испытывали чувство просветленности и полноты жизни. Но казалось, что она замедлила свой ход, и переживалось это не только внутренне, но и физически из-за продолжающейся летней жары. Неизвестно мне было, что должно произойти, но ожидание чего-то было исполнено тишины и торжественности.

Тело Владыки перенесли в Собор за три дня до похорон. Мне казалось, что это он сам вернулся домой: ведь здесь он служил около пятидесяти лет, предстоя Христу в молчании и горении духа; здесь проповедовал и проводил беседы. Сюда приходили к нему тысячи людей. Каждый нажимал кнопку звонка на синей боковой двери, и Владыка выходил к нему. Собор был для Владыки местом, полным глубокого мира и радости, несмотря на то, что долгие годы люди изливали здесь ему свои горести, душевную боль и сомнения. Сюда же и вернулся наш Владыка...

Когда гроб приблизился к храму, его встретил звон похоронного колокола, как бы давая исход нашей скорби своим торжественно-размеренным звучанием. Впереди шел Владыка Василий. В Соборе духовные чада Митрополита Антония, — священники и миряне, — окружили гроб перед аналоем. На всех нас сошло молчание; «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный», — просила я, — буди с нами... После кратких молитв мы все подошли ко гробу, как бы приветствуя нашего пастыря в его родном доме. Многие из нас, до этого момента, долго его не видели. Владыка лежал, — тихий и безмолвный. (Меня поразило, как мал он был ростом). Вокруг царило чувство глубокого покоя.

Еще до прибытия тела Владыки, во время многих панихид, чувство жизни и просветленности постепенно усиливалось, подготавливая нас к встрече с ним. И теперь мне казалось, что перед нами лежит не он, а икона того незримого мира, который он так ясно видит теперь. И у меня тоже была возможность «увидеть», убедиться, что ныне Владыка со Христом, со святыми, что он достиг своей Субботы, и это смягчало мою боль. В душе звучали слова, совсем недавно услышанные мною из его уст: «Я знаю одно, — что после моей смерти я не разлучусь ни с вами, ни с епархией». Он произнес это, как бы говоря с самим собою, будто повторяя всем известный факт, а не свою личную веру выражая. И, глядя на него теперь, я недоумевала: разве возможно, чтобы он или любой из нас умер? Ибо Владыка был так полон жизни, жизни Христовой, что умереть не мог. И мы тоже не умрем. Это казалось таким очевидным!..

После того, как все приложились к телу Владыки, случилось нечто замечательное и неожиданное. Люди безмолвным кольцом окружили гроб и долго стояли возле него. Не было произнесено ни слова. Все вокруг было полно благоговейным, любовным молчанием: будто мир и покой Владыки изливались на нас, а от нас вновь возвращались к нему. Нечто похожее случилось и накануне похорон, уже после наступления темноты, около десяти вечера. Никто не хотел уходить домой. Даже дети сбежались, чтобы побыть с Владыкой. Всем хотелось остаться с ним немного подольше, — в бдении и душевном покое. Ощущение того, что все мы причастны неизреченной, незримой красоте, было сильнее печали.

В день погребения жара достигла апогея, и, чтобы несколько ее умерить, в храме поставили вентиляторы. Литургия началась в 8.30, а после нее, в 11 часов, было отпевание. Знавшие и любящие Владыку люди съехались со всего мира. Служило столько священников, что все они не могли поместиться в алтаре, и некоторые из них молились вместе с народом. Единственный раз в своей жизни Владыка Антоний был среди нас благословляем епископом своей епархии. Однако, лежа в гробу в центре храма, он как бы сам и совершал службу. Он одновременно и был благословляем, и невидимо благословлял нас.

Почти через пять часов непрерывной молитвы заупокойная служба подошла к концу. Митрополит Минский, Филарет, Архиепископ Фиатирский Григорий, Владыка Василий и Архиепископ Кентерберийский с глубоким чувством рассказали в своем надгробном слове о том, как Владыка Антоний повлиял и на их жизненный путь, и на современное христианство в целом. По окончании их речей, все подходили ко гробу по одному, чтобы попрощаться с нашим пастырем, а хор пел ему «Вечная память».

После того, как последний из пришедших проститься с Владыкой поцеловал его руку, мы встали с зажженными свечами вокруг гроба — в последний раз. Была полная и глубокая тишина — тишина, которую он так любил в жизни. Затем о. Иоанн прочел отрывок из Евангелия, Евангелия воскресения: Мария Магдалина у гроба и слова Христа : «любишь ли меня? Паси овец Моих».

Затем шестеро из его священников подняли гроб и осторожно понесли его на своих плечах. Каждого из них Владыка взрастил и поддерживал, молился за них — сейчас была их очередь. Последнее благословение было преподано во дворе, когда гроб водружали в блестящий черный катафалк. Шестеро священников стояли по обе стороны автомобиля, словно солдаты на параде. Яркий солнечный свет пронизывал их фигуры, окна автомобиля, стоящий внутри него гроб, и в отражениях казалось, что священники находились не только снаружи, но и внутри катафалка, рядом с гробом. Не было больше границы между ними.

Затем мы отправились на Old Brompton, очень красивое кладбище, и ожидали прибытие катафалка. Мы стояли возле приготовленной могилы в старой части кладбища, рядом с похороненными здесь же мамой и бабушкой Владыки Антония. Было довольно много людей, внимание всех было приковано к длинной аллее, идущей от центральных ворот. Вдалеке показался катафалк и затем остановился, его фары при дневном свете горели огнем. Шестеро других священников подняли гроб на свои плечи. Когда они начали медленно двигаться по направлению к нам, мне казалось, что Владыка сам радостно шел впереди них. Пение хора сопровождало всю процессию, вплоть до момента опускания гроба в могилу. Потом в тишине, один за одним, все подходили, прощались и бросали горсть земли в могилу. Нарушив тишину, вдруг несколько голосов начали петь Пасхальные песнопения, люди постепенно стали подхватывать, и затем мы уже все пели «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав».

Когда последним человеком была брошена горсть земли на прощание, нахлынула глубочайшая тишина, наполненная глубоко почтения, благоговения и трепета. Могилу засыпали землей. Над могилой водрузили крест, и мы все пели «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко».

Уже смеркалось, когда люди наконец стали расходиться и направились в церковь на поминки, унося с собой удивительное чувство радости, дарованное нам, несмотря на утрату дорогого нашим сердцам Владыки.

Freke De Graaf


ВСТРЕЧА

Лет 20 назад со мной случилась беда — я заболела. Врачи определили срок жизни — год. Мои друзья решили меня крестить. «Зачем? — спросила я, — я скоро умру». «Тем более надо креститься», — отвечали они.

Библии не было, невозможно было в те годы ее достать, а меня надо было готовить. И вот кто-то принес тоненькие листочки, сколотые скрепкой, пятый — слепой — экземпляр, напечатанный под копирку на плохонькой машинке. «Митрополит Антоний Сурожский. Проповеди и беседы». Эти листочки тайно ходили тогда по рукам и, видно, их было много, если дошли и до меня. Тогда я еще не знала, что Таня и Алена Майданович, рискуя свободой, сеяли их по всей стране.

Так я впервые узнала имя — Антоний Сурожский. Я начала читать.

И тут в мою сжатую, скомканную, наболевшую от невылившихся рыданий душу вошло тепло, словно стал разгораться огонь — ровный, не обжигающий, но согревающий, и я физически ощутила, как боль и мрак уходят. «Этот человек встретил Бога, — думала я. — Если он верит в Него, то и я поверю».

Через 10 лет я встретилась с Владыкой Антонием в Англии, через 15 — сняла фильм о нем и назвала его «Встреча». Я благодарна Богу за эту встречу.

У нас в России люди читают, видят и слышат Владыку Антония, и слово его много заблудших душ привело ко Христу.

Как-то в переполненной загородной электричке, среди измученных жарой и дальней дорогой людей, я увидела лицо женщины, которое меня поразило. Оно сияло какой-то тихой радостью, она мягко улыбалась, не отрывая глаз от книги. Я прочла на обложке — Антоний Сурожский «О Встрече». Отблеск иного мира дрожал на ее лице, как лучи солнца, падающие сквозь молодую листву.

Вот и еще одна встреча произошла...

Валентина Матвеева

С-Петербург


 

ОТ РЕДАКТОРА

Ушел от нас владыка Антоний...

Такие личности, как он, не могут не оставить след в душе каждого, кто встречал его. Нам, прихожанам Успенского кафедрального собора в Лондоне, посчастливилось жить рядом с Владыкой — кому на протяжении многих лет, кому только в последние годы его жизни. Мы слушали его беседы, мы собирались вокруг него на ежегодных епархиальных съездах, мы видели его почти на каждом воскресном и праздничном богослужении. И то, как служил Владыка, потрясало всех. Это было истинное предстояние перед Богом, полное погружение в совершаемое таинство. Голос его до последнего сохранял силу, и слова молитвы чеканились и западали в душу, заставляя тут же собраться, сосредоточиться, "житейское отложить попечение".

Многим из нас удавалось общаться с Владыкой лично. Безусловно, каждому запало в душу что-то свое, особенно дорогое в личности Владыки. Меня всегда поражало то, как он встречал каждого человека. В ту минуту казалось, что для него нет никого дороже его собеседника — такой радостью светились его глаза, улыбка озаряла его лицо, а взор проникал в самую душу.

Я обычно складывала руки для благословения и Владыка, дав его, никогда не давал целовать свою руку, а, упреждая, сам схватывал руки в теплом дружеском пожатии и первым вопросом всегда было: "Ну как Вы?" И многие годы я в ответ начинала делиться с Владыкой наболевшим. Только в последние годы ко мне пришло понимание того, что Владыка все наши беды, всех нас нес на своих плечах, даже будучи уже тяжело больным; вместе с пониманием пришло и раскаяние. И уже в свою очередь я спрашивала Владыку о том, как он себя чувствует. То, что я слышала, успокоения не приносило, а еще больше волновало сердце...

Владыка был поистине великим проповедником. Многие души он привел ко Христу или обратил в Православие. Для меня лично сердцевиной его проповеди в первую очередь являлось бескомпромиссное утверждение того, что Бог — это Любовь. Что же касается бесед Владыки, которые он проводил каждый второй четверг, то они всегда давали обильную пищу для размышлений. Если что-то было не совсем ясно, то понимание могло прийти позднее. Даже если разум не во всем соглашался с Владыкой, то сердце чувствовало глубинную правоту. В тех же случаях, когда по разным жизненным поводам у меня возникали несогласия с Владыкой, то они никак не влияли на наши отношения. По одному поводу расхождение было особенно глубоким. Через некоторое время мне Владыка сказал: "Я очень рад, что несмотря на наши разногласия мы остались друзьями."

Я бесконечно благодарна Владыке за то, что через свои проповеди и беседы он расширил мое понимание Христа и приблизил меня к Нему, сделав Его для меня более "человечным". Кроме того, откровением для меня стала мысль Владыки о том, что Бог верит в человека. Свою благодарность я поспешила выразить Владыке при нашей с ним последней беседе. Я понимала, что эта встреча может оказаться последней, и так оно и оказалось.

Мне, к моей глубочайшей скорби, не пришлось проводить Владыку в последний путь. Может быть поэтому я не верю, что его уже нет среди нас. Его незримое присутствие в храме ощущается многими, и многие чувствуют, что он жив. Кроме того я глубоко уверена в том, что наша последняя встреча с Владыкой была последней лишь на этой земле.

Марина Безменова


Биография | Избранные творения Конференция | Новости

English Page


Яндекс цитирования Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100